Начать в юности в качестве поэта — это не такая уж редкость в среде литературоведов. Но многие так начинают, а затем уходят в науку. Ю.Минералов, став признанным филологом, остается действующим поэтом, автором стихотворных книг (последняя, сборник «О, солнце моё!» вышла в 2003 г.). Здесь характерная особенность и его научно-педагогического стиля, своеобразный синтез, если употребить ведущие термины минераловских книг. Дело в том, что он знает и чувствует писательскую «кухню» (или «лабораторию») изнутри.

Прежде всего, это ощутимо в самом языке учебных пособий. Время нас приучило, что учебник пишется страшно громоздким, перегруженным наукообразной лексикой языком. Нередко сам автор путается в терминологии, зато словно защищает свои малые способности витиеватыми рассуждениями и нагнетением понятий. Привыкли и к тому, что редкий учебник создаётся единолично или хотя бы тандемом. Чаще предлагаются некие сборники статей, а не цельные книги — с привлечением десятков методистов и литературоведов. Заметим, что редкие исключения, когда у книги один или два автора (учебники Ю.Лебедева или В.Чалмаева и С.Зинина, например), как правило, совпадают с высоким уровнем содержания и обладают стилистическим единством, без чего просто нет книги как таковой, хотя бы и было переплетено вместе несколько сотен страниц.

В учебниках Ю.Минералова всегда есть яркость и свобода слова. Это передаёт саму живую жизнь литературы, причём с тонким ощущением описываемой эпохи. Скажем, отметив «особую высокую духовность» русской литературы XVIII века, автор продолжает так: «у истоков русской художественной словесности стоят священнослужители или люди из духовного сословия (священники, монахи, выходцы из семей священников). Именно они были первыми русскими писателями нового времени. Именно они направили русло развития русской словесности в определённую сторону. Впоследствии это русло могло сдвигаться «влево» и «вправо», расширяться и сужаться; бурный поток литературного развития мог образовывать и боковые тупиковые «рукава», в которых постепенно глохло и погибало всё, там на беду оказавшееся, — но он не мог уже побежать вспять, к противоположным идеалам и к так называемым «общечеловеческим» ценностям».

Та же широта лексики, живость изложения в книге о литературе XIX века: «Бенедиктов вообще становится для Белинского неким жупелом»; или: «Текст построен озадачивающе странно»; или: «Читатель последовательно подведён критиком к такому примерно общему впечатлению: ну не дал Бог Слепушкину творческого дара, поэзии нигде нет, так что поделаешь! Из народа; старается малый!»; или: «Перейти на прозу — это не сменить одежду» и т.д. Когда в таком духе пишут о современной литературе (именно так в третьем учебнике — о 90-х годах XX века) — это более привычно, а вот читать живой текст о литературе позапрошлого столетия — редкое впечатление и даже  удовольствие.

Вообще разбор текстов становится ведущим мотивом рецензируемых книг, об этом кредо заявляется автором с первых страниц: «Смотреть на писательские произведения для литературоведа естественно именно в таком строго филологическом аспекте». Но это отнюдь не делает изложение сухим и незамысловатым разбором техники. Слово живёт не только своей оболочкой, а всем сложным единством смысла и выражения: «Темы и идеи писателя, если вопрос о них ставится исследователем научно конкретно, неотделимы от своего реального словесного воплощения». Поэтому некоторые выводы исследователя звучат подчёркнуто тематично: «Гончаров отказался от «эмансипаторских» идей времён «Обыкновенной истории», от своих «русско-немецких» иллюзий и утопий времен «Обломова», а также присоединил свой голос к голосам писателей, с тревогой говоривших об опасной притягательности для молодёжи всё более распространявшегося в реальной жизни России «нигилистического» поветрия»... Так бы мог написать и иной литературовед-социолог, но — весь этот вывод вытекает из добротного анализа стиля, слова писателя.

Ю.Минералов настолько бережен к слову, что использует и монтаж цитат с лёгким своим комментарием (кстати, так же поступал горячо чтимый им А.А. Потебня), словно стремясь не разрушить текст художника — а как привычно стало даже само слово текст воспринимать с оттенком сухой рациональности, с непременным довеском — «препарировать текст». Так решается вечное противоречие методов критика и писателя, так создаётся живой портрет литературы.

Монтаж цитат и своего комментария выполнен мастерски и образует нечто совершенно своеобразное — единое повествование, которое можно представить как запись самого процесса восприятия текста, причем восприятия не только чрезвычайно тонкого, но и прекрасно гармонирующего с текстом. Таковы в «90-х годах XX века» комментарии к В.Распутину, В.Белову, А.Солженицыну и др. Особенно это интересно, когда речь идёт о произведениях или даже собственно поэтах, не имеющих ореола классики. Таковы в «Истории русской литературы XIX века» разборы раннего некрасовского сборника «Мечты и звуки», таков анализ стихов В.Бенедиктова, помещённый в начало книги и точно задающий тональность дальнейших разборов. Бенедиктовский «Вальс» только выигрывает от органичного критического комментария и действительно воспринимается как поэтический шедевр.

Рецензируемые книги явно образуют единый замысел и, возможно, станут звеньями в большом труде по истории русской литературы. Такое издание, по крайней мере в историческом промежутке от XVIII к XX столетию, вполне вырисовывается при их чтении. Например, где речь о XIX веке, есть, однако, и отступления к Державину, и движения в будущее, к Булгакову. Поэтому сделаем последнее замечание — о самом подходе к созданию историко-литературного труда в наши дни. Ю.Минералов пишет: «Парадоксальный «бунт» натуралистически настроенных писателей против литературы регулярно возобновляется в ее истории».

В каком-то ассоциативном ряду даже натурфилософия Тютчева или Фета видится в контексте преодоления натурализма. Мы бы только добавили, что бунтует не столько натурализм, сколько идеологизм — действительно против литературы, против поэзии. Это могло бы стать впечатляющим сюжетом в изложении нашей литературной истории. Именно с этим явлением, его новейшей вариацией, сталкиваемся мы и в сегодняшней литературной жизни.

Книги Минералова создают весьма полную картину истории русской литературы, без школьного догматизма побуждают к непременному чтению первоисточников, а это тоже важное качество учебника.

Вот если бы вот так всегда о русской литературе писали лишь знающие цену поэтическому слову... Иначе заглохнет нива жизни.

Иван БЕЛОУСОВ

---

Юрий Минералов. Теория художественной словесности. М., «Владос», 1999; он же. История русской литературы: 90-е годы ХХ века». М., «Владос», 2002; он же. История русской словесности XVIII века. М., «Владос», 2003; он же. История русской литературы XIX века (40 — 60-е годы). М., «Высшая школа», 2003; Ю.И. Минералов, И. Г. Минералова. История русской литературы XX века (1900 — 1920-е годы). М., «Высшая школа», 2004.