Юрий Минералов

НОВЫЕ СТИХИ

(«Литературная Россия», №35, 2004)

РОМАНС

И вот дороги поворот...
Сейчас я опечален буду:
там, впереди, звезда зовёт —
Изольда, Лорелея, чудо.

Так значится в моей судьбе.
Но отвечаю всей вселенной:
моя дорога не к тебе,
а к женщине живой и светлой.

Другой не будет никогда!
Не для меня ты воспылала.
Гори же, не моя звезда,
тоскуя в небе одичало.

АННА

Стройна, высока, как дерево, — только деревце не поёт.
Только древо не устоит — горит, если молния бьёт.

Она уцелела. Годы — пронзённая — пела, жила.
Грешно вам, забывшие ангела, слушатели барахла!

Зима наступает на поле, и деревья снега заметут.
Один раз в тысячелетие такие сады цветут.

Изысканные Эвридики — только слаще Отечества дым.
Надежда наша, красавица... полякам не отдадим.

СУРГУТ

Тонуло небо в топи нефтяной.
Смесились бездны — гиблый край тут был...
Но русский город встал над ним стеной.
Приземистой природе возразил.

И ночью катит млечный ток Оби
дорогой, отразившейся с небес.
А небо прочно держит на груди
Сургутская космическая ГРЭС.

ПОСТМОДЕРНИЗМ

Засланный выкрасть плоды Гефсиманского сада,
бабу для Берии и протокол мудрецов,
Штирлиц по свойски шнырял по застенкам Моссада
и лицемерно семитское квасил лицо.

Сталина в сердце нося, но с ухваткой агента
под сиониста кося, он пытал резидента
нашей разведки, и пыткой восточною сыт,
всё ему выложил сломленный им одессит.

Мюллер-гестапо меж тем по бумажкам фальшивым
тоже проник в тот Моссад карьеристом ретивым.
Разоблачал чистокровных арийских мужчин,
быстро поднялся, стал Штирлица выше на чин...

...Постмодернизм, извертевшийся во клоунаде.
Пушкин, Толстой, Достоевский — хи-хи да ха-ха.
Всё переврать, передёрнуть — читатели, нате!
Постмодернизм, о, цинизм, нарциссизм, чепуха...

Если про Пушкина можно, то можно о прочих.
Всё — анекдот и пародия. Смейся, паяц!
Штирлиц убёг, и тихи палестинские ночи.
Автор кропает эрзац за абзацем абзац.

АДАМ

Он заполз и в Божий Эдем.
Как на грех, поладил с Женой.
Мы с ней выгнаны насовсем.
Он пристроился за спиной.

О, пещерный палеолит...
Он хитёр, а люди просты.
Ночью небу молюсь — гремит!
Я такой, каким создал Ты.

ОСТРОВ

Библиотек прохладные пустыни.
Не надо книг, кругом жратьё одно,
мюзиклы, игры; переспав, к машине —
и денег, денег! — в офис, казино...

Клубок истерик, спеси, злобной мощи.
Но пусть бы жил, клубился где-то там.
Так нет же! слабых мнёт, народы топчет...
И к нам допрёт, глядишь, Грядущий Хам.

ФАУСТ

1.

Мертвенный осиновый лесок...
Листья что-то призрачное шепчут.
Лучше убежать бы со всех ног,
чем идти той нежити навстречу.

Сблизились... Не дрогнуть. Не смотреть.
Разминулись. Не оборотиться б!
После будешь до смерти жалеть.
До смерти всё это станет сниться.

2.

Развалины. Темнеет. В городок
пора спускаться, хоть невыносимо.
И на пределе сил вчера не смог
учёно мыслить... Как она красива!

Но тяжелее не любовь познать,
не с тем, хромым, спознаться — леденея,
единственным из смертных прозревать,
что будет с миром, и с тобой, и с нею…

* * *

Помню вечер: бурунов разбег.
Над заливом и буря, и чайки.
А я счастлив: лечу я к тебе,
русской деве с очами турчанки.

Это было давно. Той страны
уже нет. И любви нашей берег
как под гребнем балтийской волны!
Всё прошло, всюду боль да потери.

Вдоль рядов продающихся лир
прохожу и уж, верно, пойму я,
что за силы корёжат мой мир,
что за твари победно пируют.

Мир под бурей, вскормлённой в аду!
Но я счастлив: со мной ты и дети.
И я с вами бесстрашно пройду
роковые минуты столетий.

Юрий Минералов. Из новой книги стихов