|
Позицию перед Москвой выбрал Беннигсен, "стратег", хорошо понятый и точно охарактеризованный Львом Толстым в "Войне и мире". Осмотрев ее, Барклай, Ермолов и другие лучшие генералы единогласно заявили: более "удачной" позиции, чтобы истребить собственную армию, избрать нельзя! В тылу Москва-река, позиция растянута по пересеченной местности, в центре ее рассекает надвое Сетунь, виляющая затем тоже по нашему тылу, - в общем, место для боя дрянь... На совете в известной филевской избе Беннигсена поддержал только Дохтуров, которому, пожалуй, было плевать на позиции - главное, надо драться с врагом за древнюю столицу до последнего. Ермолов, Коновницын и кавалерист Уваров предлагали энергичным броском двинуться вперед и неожиданно атаковать врага прямо на марше. Барклай и Раевский считали необходимым отступить через Москву по старой Рязанской дороге. После колебаний Кутузов, на которого ложилась вся ответственность за решение оставить город, поддержал их, заявив: с потерей Москвы не потеряна Россия, но сохранена армия. (Потом полководец прозорливо предрек, что французы скоро будут у него "жрать конину".)
Армия откровенно роптала, уходя 14 сентября через город двумя колоннами (одна через центр, другая через Замоскворечье). Александр I негодовал, узнав, что Кутузов ушел из Москвы, не попытавшись ее оборонять. Победителей не судят: через несколько месяцев Кутузов раздавил "Великую армию". Но все-таки можно было, видимо, и иначе - и снова вспоминается 1941 год...
Хуже всего, что растяпа Ростопчин не сумел организовать вывоз многих раненых и бросил, не попытавшись уничтожить, почти все московские запасы оружия. В итоге он "вооружил" Наполеона хранившимися в цейхгаузах 156 пушками и почти 75 тысячами ружей (правда, примерно половина - старье)! И порохом, и зарядами. Вот это действительно был подарочек гостям.
Жители добровольно ушли с армией. Из примерно 270 тысяч москвичей (город тогда был маленьким) в столице осталось по разным данным от трех до десяти тысяч. Те, кому было некуда уйти, кто не смог уйти, и кому хозяева приказали охранять имущество.
Милорадович возглавил арьергард и задержал французов уже на московских улицах ровно столько, сколько требовалось (когда поляки из состава французского авангарда попробовали напирать, он пригрозил генералу Себастиани уличным рукопашным боем; Себастиани тут же осадил своих подчиненных).
Наполеон на Поклонной горе по великой грамотности своей долго ждал каких-то мифических "бояр", но не дождался, благо они все остались где-то в русском XVII веке... Не дождался он и иной какой депутации, все понял и в озлоблении двинулся в пустой город. Из Кремля по французскому авангарду стали стрелять какие-то смельчаки. Французы из пушек разбили кремлевские ворота и "образцово-показательно" без всякого суда казнили этих патриотов, имена которых так и остались неизвестными.
Через считанные дни город запылает, а по стране стихийно поднимется партизанская дубина и пойдет в ход, но по иному зверю, уже упоминавшаяся мной медвежья рогатина. С этим оружием добывались ружья и сабли. Да и с пушками мужики порой умели поладить. Но каков Ростопчин, который мог раздать народу оружие из своих арсеналов! Нет, не рискнул, отдал врагу... Это ужин врагу отдавать надо (по известному присловью), а никак не русские пушки!
Армия сделала первую ночевку прямо на Рязанской дороге. Кавалерия ночевала там, где ее пересекала убранная ныне в трубы, под асфальт, речка Люберка. Штаб Кутузова расположился в деревне Панки. Ныне там одноименная платформа электрички. Вот, кстати, какое расстояние можно мерным шагом преодолеть за один день (от Филей до Панков)! 16 сентября войска сделали фланговый марш на запад - на Подольск (часть армии продолжала идти в прежнем направлении, чтобы сбить с толку французскую разведку, и сбила: Наполеон надолго потерял Кутузова). У Красной Пахры русские задержались лагерем до 27 сентября. Затем отошли по старой калужской дороге на юго-запад, где остановились лагерем у села Тарутина. До Москвы было 80 километров.
На двенадцатую страницу
На предыдущую страницу
|