Геннадий Григорьевич Балахонов родился в 1947 г. в Сибири в г. Топки Кемеровской области. Окончил химический факультет Томского университета, служил офицером в Советской армии, учился в аспирантуре в Харькове, работал в НИИ. В настоящее время заведует кафедрой в Бийском педагогическом государственном университете им. В.М. Шукшина. Им опубликованы поэтические книги «Эмпирия» (2000), «Ad notam» (2001), «Поэтическая вольность» (2002), «Части и целое» (2003).
           Геннадий Балахонов — почти мой земляк (я закончил школу совсем по соседству, в Новокузнецке). К тому же мы почти ровесники. Давным-давно, в конце 1970-х годов, мы как-то сидели вместе с поэтами Иваном Ждановым и Александром Еременко, и кто-то пошутил: словно некая Сила «облучила» во времена нашего детства узкий участок Сибири, раз там выросли сразу три поэта. И правда, с этими двумя мы столь же близки по возрасту («погодки»), а выросли они — один в Барнауле, другой в рабочем поселке на Алтае. В самом деле, удивляет, что такая «когорта» поэтов, да притом «авангардных» (по складу раннего творчества), зародилась тогда в этом шахтерском и промышленном — то есть, прямо сказать, квазипролетарском! — регионе, где казалось бы, люди кругом просты и заняты практическими жизненными делами, где совсем не до поэзии. И вот ныне прибавляется четвертый: он начал творчество довольно поздно, но энергично.
           Г. Балахонов любит Заболоцкого, особенно раннего, периода «Столбцов», — этот факт ощутим по ряду стихотворений из его книг. Например:

           Где каждый третий ходит битым,
           О чём твердит сковорода,
           Дом двигает чугунным бытом,
           Живьём срезает провода.
           Там гость встречается неважный
           И реет дух эфира бражный:
           Вот смачный падает глоток
           В пищеварительный поток...
           («Пьянка»)

           У него много стихов, метафорически изображающих космогонические процессы, а также жизнь земной природы (времена года с присущими им катаклизмами, ночь и день, и пр.). Ощутима давняя поэтическая традиция, восходящая в России едва ли не к Ломоносову и Державину. Однако тут не «зависимость», а творческая преемственность. Например:

           Пришёл в всклокоченном тулупе,
           Сверкая в дыры сторонами,
           Сопровождающие вкупе
           Тряслись метелью между нами.
           Но он навёл морозом грани,
           Предстал ночам сибирским богом,
           Когда Возничий вывел сани
           И сел Юпитер за порогом. ‹...›

           Сама селена поклонилась,
           Взяла на нимб его колечко,
           У губ варяга задымилась
           Перемерзающая речка.
           Они со скрипом целовались,
           К утру закончив с остекленьем,
           Чтоб мы до марта любовались
           Зимы зеркальным отраженьем.
           («Пришёл в всклокоченном тулупе...»)

           Словесная живопись стихов Г. Балахонова временами вызывает и ассоциации с картинами Константина Васильева:

           Мчишься за военным корифеем,
           Смертью храбрых павших выбираешь,
           Вместе с окровавленным трофеем
           Грозно и уверенно летаешь.

           Поднимаешь битого в Валхаллу,
           Буром прешь из жуткой карусели...
           Но пойдешь рабыней к опахалу,
           Разольешь дурманящие эли.

           ‹...› Променяй оружие на шубы,
           Прочитай Евангелие Матфея,
           И подставь взволнованные губы
           Поцелуям нежного Орфея.
           («Валькирия»)

           Творческая преемственность от лучших кубофутуристов, от Маяковского также ощутима по характеру используемой образности, по тяготению автора к острым вопросам современности:

           Обреченною ночью выхватывай
           Золотые нашивки в Кремле
           И звездой, что казалась гранатовой,
           Обманись на пропащей земле.

           Прилагай к рычагам всё умение,
           Уезжай на ученом слоне
           В час, когда повторится затмение
           И за горло возьмутся стране:

           И она, засучивши суставами,
           Кровью сплюнув губою Обской,
           Загремит под откосом составами,
           Захлебнется в пучине морской.
           Глубину испытав алкогольную,
           Раздирающий выпустит вой
           И прочтет вожделенную вольную
           Отсеченной гнилой головой.
           («Особое московское»)

           Вряд ли это поэтическое иносказание на современную тему нуждается в подробном комментарии. Те же традиции русской гражданской лирики проступают в стихотворениях «Диктатура», «С французского», «Реформация», «Alter ego», «Категорично отвергаешь...», «Эпилог» и др.
           Яркому, но не светлому по краскам, сложному творчеству Г. Балахонова свойственна мрачноватая апокалиптичность, которая, увы, не удивительна в наше пасмурное время (пример — недавно ушедший из жизни Юрий Кузнецов).